Содержание
Введение……………………………………………………………………………3
Глава I. Правовые основы противодействия терроризму ……………………6
§1. Законодательное определение терроризма, содержание и виды …………..6
§2. Уголовно-правовые средства противодействия терроризму …………….23
Глава II. Проблемы правового регулирования противодействия терроризму………………………………………………………………………………….32
§1. Терроризм «под знаменем ислама» как угроза безопасности и стабильности в мире………………………………………………………………..……….32
§2. Террористическая деятельность на Северном Кавказе, исторический очерк и выявление наиболее эффективных методов борьбы с ней…………36
§3. Проблемы правоприменения законодательных новшеств 2014 года в сфере противодействия терроризму в Российской Федерации……………………50
Заключение……………………………………………………………………….61
Список использованной литературы……………………………………………66
Введение
Актуальность темы нашего исследования обусловлена тем, что терроризм, на сегодняшний день, — есть самое опасное явление в жизни современного общества. Проблема эффективного противодействия (предупреждения) терроризма не является региональной, конфессиональной либо, основанной на иных критериях, действительности. Как показывают последние ужасающие события, в мире нет безопасных мест, стран, регионов, жертвами терактов могут стать любые члены общества. Сегодня, когда государство и общество в целом, должны эффективно противостоять терроризму, материально-правовая база далека от совершенства, и поэтому необходим научный юридический подход к изучению терроризма, как явлению, несущему угрозу национальной безопасности Российской Федерации.
Объектом дипломной работы являются общественные отношения, связанные с террористической деятельностью, во всех ее разнообразных проявлениях: подготовка террористических групп, их финансирование, распространение информации, провоцирующей их получателей к терроризму и экстремизму, и другое.
Предметом нашего исследования выступают проблемы правового регулирования процессов, направленных на противодействие терроризму и экстремизму.
Целью дипломной работы является всестороннее изучение терроризма через призму криминологической науки и уголовного права; выявление правовых и правоприменительных недочетов, а также разработка рекомендаций практического характера, и формирование предложений по изменению законодательства Российской Федерации, направленного на повышение эффективности борьбы с террористической деятельностью различных экстремистских групп.
В соответствие с вышеуказанной целью дипломной работы, нами были поставлены следующие задачи:
дать законодательное определение терроризму и охарактеризовать его современные разновидности;
проанализировать основные принципы противодействия терроризму;
изучить криминологические аспекты террористической деятельности;
исследовать терроризм, идеологией которого является исламский фундаментализм, угрожающий безопасности и стабильности во всем мире;
дать характеристику террористической деятельности на Северном Кавказе, провести исторический очерк и выявить наиболее эффективные способы и методы борьбы с ней;
проанализировать законодательные новшества в сфере борьбы с терроризмом за прошедший 2014 год в Российской Федерации, выработать соответствующие предложения и рекомендации для оптимизации данного процесса.
Методологическую основу исследования составляют общенаучные и специально-юридические методы, такие как: анализ, дедукция, синтез, историзм, сравнение, моделирование, индукция, формально-юридический, сравнительно-правовой а также метод правового моделирования и другие.
Исследование проводится на основании Конституции Российской Федерации, Уголовного кодекса Российской Федерации, Федерального закона «О противодействии терроризму», постановлений Правительства Российской Федерации, указов Президента Российской Федерации, а также на основании других нормативно-правовых актов, регулирующих процесс противодействия террористической деятельности в Российской Федерации. В качестве источников мы также использовали комментарии к Уголовному кодексу Российской Федерации под редакцией Лебедева В.М., научные публикации и учебники уголовного права, психологии и криминологии.
Работа состоит из глав и параграфов и включает в себя: введение, в котором сформулированы актуальность, объект, предмет, цели и задачи исследования, методология, используемые источники и ее структура; первую главу, разделенную на три параграфа, посвященных законодательному определению терроризма, характеристики его основных видов, анализу основных принципов противодействия терроризму, а также криминологическим аспектам террористической деятельности; главу вторую, посвященную проблемам правового регулирования деятельности, направленной на борьбу с терроризмом, и также, состоит из трех параграфов; заключение, в котором мы подвели итоги проделанной работе, внесли свои практические рекомендации, направленные на оптимизацию процессов, целью которых является противодействие террористической деятельности.
Глава I. Правовые основы противодействия терроризму
§1. Законодательное определение терроризма, содержание и виды
В данном параграфе нам предстоит непростая задача: обобщить все имеющиеся у нас знания о том, что представляет собой опаснейшее явление современности – терроризм. У большинства членов общества есть свое (особенное) представление о том, что же это такое, однако у всего этого многообразия есть одна общая черта – весьма «расплывчатая» формулировка данного термина. Причиной тому служит то, что большинство ученых по-разному толкуют исследуемое нами явление. Попробуем разобраться и сформулировать наиболее четкий термин, отвечающий современным реалиям.
Слово террор происходит от латинского terror, что означает страх, ужас. В русском языке террор определяется как запугивание оппонента, чаще всего политического, путем совершения над ним насильственных действий, вплоть до физического уничтожения, а понятие терроризм трактуется как проявление террора.
Рассмотрим понятие терроризма в различных международных документах.
В Шанхайской конвенции «о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом» терроризм определяется следующим образом: «какое-либо деяние, которое признается как преступление в одном из договоров, перечисленных в Приложении к настоящей Конвенции, и как оно определено в этом договоре; любое другое деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, а также нанести значительный ущерб какому-либо материальному объекту, равно как организация, планирование такого деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население, нарушить общественную безопасность или заставить органы власти либо международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения, и преследуемые в уголовном порядке в соответствии с национальным законодательством Сторон».1
В статье первой «о сотрудничестве государств-участников СНГ в борьбе с терроризмом» терроризм определяется как: «противоправное уголовно наказуемое деяние, совершенное в целях нарушения общественной безопасности, оказания воздействия на принятие органами власти решений, устрашения населения, проявляющееся в виде:
насилия или угрозы его применения в отношении физических или юридических лиц;
уничтожения (повреждения) или угрозы уничтожения (повреждения) имущества и других материальных объектов, создающей опасность гибели людей;
причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных общественно опасных последствий;
посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенного для прекращения его государственной или иной политической деятельности либо из мести за такую деятельность;
нападения на представителя иностранного государства или сотрудника международной организации, пользующегося международной защитой, а равно на служебные помещения либо транспортные средства лиц, пользующихся международной защитой;
иных деяний, подпадающих под понятие террористических в соответствии с национальным законодательством Сторон, а также иными общепризнанными международно-правовыми актами, направленными на борьбу с терроризмом».
Теперь рассмотрим современное отечественное толкование терроризма.
Федеральный закон от 06.03.2006 № 35-ФЗ (ред. от 31.12.2014) «О противодействии терроризму» в статье 3 дает следующее определение терроризму: «идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий».
В этой же статье вышеуказанного Федерального закона дается определение террористической деятельности, которая включает в себя:
«а) организацию, планирование, подготовку, финансирование и реализацию террористического акта;
б) подстрекательство к террористическому акту;
в) организацию незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации), организованной группы для реализации террористического акта, а равно участие в такой структуре;
г) вербовку, вооружение, обучение и использование террористов;
д) информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта;
е) пропаганду идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности».
«Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 31.12.2014) (с изменениями и дополнениями, вступившими в силу с 11.01.2015) дает определение террористического акта: это «совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях.
Рассмотрим различные подходы к терминологии зарубежных ученых. Бенджамин Козье; «терроризм есть мотивированное насилие с политическими целями». Жозеф Дэникер; «Терроризм – это систематическое запугивание правительств, кругов населения для достижения политических, идеологических, или социально – революционных целей и устремлений». И. Александер. «Терроризм – это угроза использования или использование насилия для достижения политической цели посредством страха, принуждения или запугивания».2
Таким образом, можно обобщить все вышеуказанное и дать, наиболее удачное, на наш взгляд, понятие терроризму. Терроризм – это различного рода противоправные деяния, которые выражаются в совершении взрывов, поджогов или иных действий, целью которых является устрашение населения и лиц, участвующих в управлении на муниципальном и государственном уровнях для достижения террористами корыстных и (или) идеологических мотивов.
Проблема борьбы с террористическими проявлениями заключается также в том, что на сегодняшний день насчитывается большое множество видов терроризма. Попробует разобраться в этом разнообразии и дать характеристику каждому из них.
Во многих работах, посвященных современному терроризму, часто приводится более или менее длинный перечень его исторических форм, призванный подтвердить глубокие исторические корни данного явления. Однако, на деле все происходит наоборот, – в категорию террористических попадают столь разнородные явления, что ситуация только запутывается.
Чтобы убедиться в этом посмотрим на основные вехи истории терроризма, описание которых встречается в большинстве работ по терроризму.
Отсчет исторических форм терроризма обычно начинают с организации сиккариев, которая действовала в Иудее в 1 веке н.э. и боролась за автономию провинции Фессалоники против римского владычества.
К разряду террористических относят индийскую секту тугов (душителей), которые грабили и убивали путешественников, принося их в жертву богине Кали.
В категорию террористических попали ассасины – мусульманская секта исмаилитов, действовавшая на территории Ирана в средние века.
Историки терроризма, конечно, не смогли пройти мимо средневековой инквизиции и ее массовых репрессий против вероотступников. Не вдаваясь в исторические подробности этих событий все же отметим, что папская католическая церковь во времена инквизиции представляла собой политическую надстройку над королевской светской властью и все ее действия, включая гонения на еретиков, осуществлялись в рамках официально провозглашенной политики церкви, весьма схожей с государственной.
К террористическим организациям относят китайские «триады», которые существовали в Китае со II века до н.э. как преступные сообщества.
Историю терактов Нового времени открывает так называемый «пороховой заговор» Гая Фокса (1605 г.), который стал реакцией на процессы Реформации и имел целью реставрацию католицизма в Англии.
Классическим примером государственного террора считается якобинский террор периода Великой Французской революции. Шарлотта де Корде, убившая в 1793 г. Жана Поля Марата в отместку за террор, развязанный якобинцами, также зачисляется в террористы.
Историю российского терроризма XIX в. открывает революционная организация «Народная Воля», которая ставила своей задачей передачу политической власти народу и использовала метод политических убийств, чтобы расшатать и ослабить российское самодержавие накануне его полного свержения. В начале XX в. (1902–1911гг.) дело «Народной Воли» продолжила «Боевая организация эсеров», на счету которой тысячи уничтоженных царских чиновников. Мишенями боевиков-эсеров становились только лица, виновные в репрессиях, и особое внимание обращалось на то, чтобы при проведении акций не пострадали женщины и дети.
В историю российского терроризма вписаны «красный» и «белый» террор времен революции 1917 г. и гражданской войны. Каждая из противоборствующих сторон на подконтрольных им территориях проводила массовые репрессии не только в отношении своих противников, но и в отношении сочувствующих и просто подозрительных слоев населения, широко практикуя взятие и расстрел заложников.
Тоталитарные режимы ХХ в. занимают особое место в истории терроризма, поскольку они впервые на государственном уровне стали систематически использовать методы террора в качестве инструмента внутренней и внешней политики.
Именно тоталитарные режимы ХХ в. вывели терроризм на международный уровень, превратив его в инструмент внешней экспансии. С подачи этих режимов в период между двумя мировыми войнами формируются глобальные политические движения, – коммунистическое и фашистское, – нацеленные на мировое господство и активно использующие тактику терроризма. Именно в этот период формируется типовая организационная структура международного террористического движения, центром которой является государство, – координатор и спонсор движения, – или некая международная организация типа Коминтерна, а периферию образует широкий спектр локальных террористических организаций в странах, выступающих объектами экспансионистских интересов.
Справедливости ради надо отметить, что внешняя государственная поддержка террористических организаций имела место уже в период первой мировой войны – где каждая из противоборствующих сторон поддерживала организации, действовавшие на территории противника и не гнушавшиеся методами террора. Однако, эта поддержка ограничивалась временными интересами и не имела такой глобальной экспансионистской направленности, как у тоталитарных режимов ХХ века.
Во второй половине ХХ в. на авансцену международного терроризма выходит исламский терроризм, который, собственно, и является тем, что мы называем современным терроризмом. Он открыто заявил о себе с конца 1960-х гг., когда распалась мировая система колониализма и страны развитого Запада пришли в непосредственное соприкосновение с народами третьего мира вследствие усиления интеграционных и модернизационных процессов, сопровождавшихся миграционной экспансией в страны старого и нового света.
Можно, конечно, называть каждый случай применения террора «терроризмом», но тогда придется признать, что в истории человечества в основном действовали одни террористы и главным среди них было само государство. Такой подход может быть оправдан с общегуманистических позиций, осуждающих любые формы применения террора, однако, в научном методологическом отношении он крайне непродуктивен, поскольку никак не продвигает нас в понимании путей борьбы с терроризмом современным.3
Во многих формах политического противоборства феномен устрашения присутствует, но не создается намеренно, а выступает лишь побочным продуктом действий конфликтующих сторон.
В период войн, революций, национально-освободительной, партизанской борьбы «свои» и «чужие» ясно обозначены и мишенью насильственных действий становится «враг», «противник», отдающий себе отчет в том, что он и сам может пострадать в ходе противоборства. Уместно ли здесь говорить о «терроризме» или даже о «терроре»?!
Выражения типа «красный террор» или «белый террор», во многом носят метафорический характер. Данные явления имели место в отечественной истории в период открытого военного противостояния (гражданской войны), применительно к которому понятие «терроризм» лишается какой-либо познавательной ценности. Кроме того, и «красный» и «белый» террор исходили от политических субъектов, имевших всю полноту власти на контролируемой территории, и в этом смысле их вполне можно отнести к разряду государственной внутренней политики.
Другим общим признаком терроризма принято считать насилие или угрозу его применения в отношении физического существования человека (включая объекты жизнеобеспечения). Этот признак также плохо работает на историческом материале.
Однако, в истории терроризма достаточно примеров, когда организации и общественные движения протестного характера использовали метод политических убийств не только для физического устранения конкретных политических фигур, но и с целью нагнетания общей атмосферы страха в среде своих политических противников. К такой тактике всегда прибегали движения национально-освободительной и революционной направленности, и на их долю приходится подавляющее число терактов в официально принятой истории терроризма.
В этом отношении современный исламский терроризм очень далеко отстоит от своих исторических предшественников: он действует, как правило, на «чужой» территории, намеренно выбирая в качестве своих жертв беззащитное мирное население, чтобы посильнее и «побольнее» всколыхнуть общественное мнение в угоду своим политическим целям.
Последней из исторических разновидностей терроризма, на которой следует остановиться, является так называемый «государственный террор».
Террор как средство политического управления широко использовался правителями всех времен и народов для сохранения своей власти на подконтрольных им территориях. Усмирение целых народов в эпоху великих империй Древнего мира, террор государства ассасинов, преследования еретиков во времена инквизиции, якобинский террор периода Великой французской революции, «красный» и «белый» террор времен гражданской войны в России, массовые репрессии коммунистических и фашистских режимов ХХ в. – все это случаи использования метода террора самой государственной властью.
Террор как инструмент, средство государственной политики всегда направлен на поддержание политической стабильности внутри страны или на подконтрольных (оккупированных) территориях, и этим он принципиально отличается от всех других форм использования террора как исторических, так и современных. Можно, конечно, сожалеть об использовании государством столь негуманных методов управления, но с точки зрения политической науки применять по отношению к этим методам термин «терроризм» просто некорректно.
Другое дело, когда государство использует террористические методы как инструмент вмешательства в дела других стран. Террор как средство внешней экспансии государства нацелен на дестабилизацию ситуации в той или иной стране или регионе путем организации террористических актов своими силами или посредством поддержки местных, локальных террористических организаций. В этом случае террор приобретает деструктивную направленность и использование термина «государственный терроризм» становится вполне уместным в отношении международной практики коммунистических и фашистских режимов ХХ в., а также ряда стран, поддерживающих современный исламский терроризм.
Так есть ли что-то общее у современного терроризма с его историческими предшественниками? Безусловно, есть, но только с самыми ближайшими. Современный исламский терроризм является преемником международных коммунистических и фашистских движений ХХ в., с которыми его объединяет глобальный экспансионистский характер идеологии, международный уровень поддержки и так называемая безадресность террора. Первые два общих признака не нуждаются в особых комментариях – здесь мы наблюдаем непосредственное сходство и преемственность. Стратегические цели исламского терроризма, как и в случае коммунистического и фашистского движения, связаны с установлением единого мирового порядка, т.е. с достижением мирового господства.4
Структуры международной поддержки террористических организаций в исламских странах создавались еще в 60-70-е гг. прошлого века усилиями коммунистических режимов того времени. После распада мирового коммунизма эти структуры не исчезли полностью, а были переориентированы и развиты политическими режимами других стран, солидарных с идеологией и практикой исламского терроризма или использующих его для достижения своих собственных политических целей.
Несколько сложнее обстоит дело с безадресностью террора. Жертвами терактов во все времена становились конкретные лица или группы лиц, имеющие отношение к власти и «виновные» в совершении каких-либо действий. Однако, современный исламский терроризм в большинстве случаев в качестве средства давления на власть использует устрашение обычного мирного населения, не при-чинившего террористам никакого зла и с действиями власти никак не связанного.
В чем причина такого цинизма? Прежде всего, надо иметь в виду, что в случае с исламским терроризмом мы имеем дело со столкновением двух культур с разным пониманием ценности человеческой жизни и прямо противоположными доминантами в отношении «индивид – общность». Существующий цивилизационный разрыв между странами маргинального мусульманского Востока и развитого христианского Запада только усилил эти различия и породил крайне гипертрофированную форму проявления антитезы «свои – чужие» в массовом сознании населения мусульманских стран и идеологов современного исламского терроризма.
Но дело не только в этом. Западный мир в лице коммунистических и фашистских тоталитарных режимов сам подал пример перехода от «адресного» террора к «безадресному». Именно коммунистические и фашистские тоталитарные режимы начали «раздвигать» границы объектов репрессий до размеров целых сословий, классов и этносов.
Пример тоталитарных режимов лег на благодатную почву: трактовка антитезы «индивид – общность» в тоталитарных политических идеологиях и в мусульманской культуре оказалась очень близкой. Идеологи исламского терроризма просто сделали следующий шаг в том же направлении – расширили объект террористических атак до масштабов целых стран и западной цивилизации в целом. Именно так определенная часть мусульманского мира выразила свой протест против несправедливости существующего миропорядка в распределении жизненных ресурсов между странами Запада и Востока. Питательной социальной средой современного терроризма являются страны и регионы, оказавшиеся на периферии мирового цивилизационного развития и не имеющие шансов попасть в майнстрим исторического процесса.5
§2. Уголовно-правовые средства противодействия терроризму
Как и преступления экстремистской направленности, преступления террористического характера практически не влияют на общий уровень преступности в стране. По данным ГИАЦ МВД России, в период с 2003 г. по 2011 гг. включительно, их зарегистрированное количество уменьшилось, соответственно, с 8664 до 622 преступлений. Любопытно, что динамика преступлений экстремистской направленности и террористического характера в рассматриваемый период носит обратный характер.
В то же время следует отметить, что «география» терроризма в основном охватывает северокавказский регион, вследствие чего обстановка там далека от спокойной. Преступления террористического характера уносят жизни невинных людей и влекут ощутимый материальный ущерб. Это наглядная демонстрация цены национально-религиозного радикализма в самых опасных его проявлениях.
Таким образом, можно сделать вывод о том, что экстремизм и терроризм имеют общую политическую платформу неприятия и изменения существующих социальных связей (признаваемых и одобряемых большинством общества), хотя идеология конкретных субъектов данных форм радикализма может не совпадать. При этом следует учитывать отличия в «градусе накала» этих явлений, а также отсутствие в экстремизме тактической цели добиться принятия решений третьей стороной и, соответственно, обязательных требований к ней. Кроме того, политическая платформа терроризма выражена более чётко.
Следовательно, с криминологической точки зрения в самом общем виде экстремизм — это агрессивная идеология нетерпимости к общественным отношениям, основанная на их необъективной оценке и реализуемая путём насилия или угрозы его применения в отношении лиц, их персонифицирующих. Представляется, что на основе такого подхода можно было бы более обоснованно сформулировать круг экстремистских уголовно-наказуемых деяний.
Указывается, что «цивилизованность» (в самом широком смысле) в последние десятилетия стремительно врывается в жизнь любого народа мира. Это ведёт, особенно у сравнительно малочисленных народов, к чреватому драматизмом или даже трагедийностью двуединому результату: с одной стороны, в процессе расширения образованности возникает или резко обостряется национальное самосознание, а с другой стороны, рождается и растёт опасение, что мощнейший и всё нивелирующий каток мировой цивилизации ослабит и в конце концов уничтожит самобытность народа. В нации пробуждается и в определенных условиях захватывает её целиком властное и даже иррациональное чувство самосохранения. Оно усиливается в наибольшей степени, если налицо имеется другой народ или народы, которые могут предстать как «враги» или хотя бы «соперники». В этом случае в сознании нации, в частности, оживает и нередко приобретает колоссальное значение историческая память, которая сплошь и рядом связана с легендарными и чисто мифическими преданиями. Именно в свете этой памяти осознаются и оцениваются современные явления и события, она оказывается истинной основой «новых» настроений, высказываний и действий.
Одной из главных причин религиозной радикализации определённых социальных групп в нашей стране является столкновение двух общественно-исторических процессов. Смешение модерна и архаики порождает своеобразные турбулентные общественные потоки. Происходит наступление западной массовой культуры и сохраняется маргинализация широких слоёв населения. В то же время продолжается распространение различных религиозных течений, в т.ч. экстремистских, призванных заполнить идеологический вакуум. По историческим меркам очень быстро, буквально за двадцать лет, произошла массовая исламизация некоторых регионов России и одновременно снижение образовательного и культурного уровня широких масс. Причём на Северном Кавказе экстремисты используют социальное расслоение не меньше, чем религиозный фактор.
Кроме того, нельзя забывать о том, что проблема радикализма ещё больше усугублялась вследствие почти беспрепятственной пропаганды его идеологии и спекулятивно-тенденциозного освещения ситуации многими российскими СМИ. Несомненно, это следствие серьёзных дефектов информационной политики. Другим важным условием, способствующим распространению экстремизма и терроризма явилось вмешательство внешних сил, заинтересованных в дальнейшей дестабилизации обстановки в нашей стране. Свою отрицательную роль сыграли и процессы глобализации, в которые включена Россия.
Определённые проблемы создаёт масштабная внутренняя и внешняя миграция. С одной стороны, мигранты являются раздражителем местного населения и объектом экстремистских проявлений, но с другой стороны, они образуют благоприятную среду для идеологической обработки радикальными группировками с целью вовлечения их в экстремистскую деятельность. Таким образом, создаётся конфликтный потенциал локального характера. В случае продолжения масштабной миграции из среднеазиатских республик и оседания здесь мигрантов в России будет создана социальная база для возникновения более серьёзных общественно значимых проблем, в т.ч. в плане обострения взаимного радикализма.6
На уровне микросреды, т.е. в ближнем окружении человека главную роль играют факторы социального благополучия его семьи и направленности группы, в которую он входит. Так, социологическое исследование отношения молодежи Санкт-Петербурга к экстремизму на рубеже 2002-2003 гг. показало, что из демографических, экономических и психологических параметров семьи наиболее значимыми оказались демографический фактор — состав родительской семьи и психологический фактор — характер взаимоотношений в ней.
Полагаем, что на личностном уровне важным условием в возникновении рассматриваемого вида отклоняющегося поведения является такое психическое свойство, как избыточная агрессивность. Отмечается, что агрессивные проявления могут являться:
1) средством достижения определенной цели;
2) способом психологической разрядки, замещения блокированной потребности;
3) самоцелью;
4) способом удовлетворения потребности в самореализации и самоутверждении.
В данном случае агрессивность заключается в готовности и предпочтении использования насильственных средств для реализации своих целей. Агрессия, являясь поведением и психическим состоянием, включает в себя познавательный, эмоциональный и волевой компоненты.
При проведении вышеуказанного социологического исследования петербургской молодежи 6,1 % от общего числа опрошенных ответили, что вступили бы в экстремистские организации. В то же время среди подверженных агрессивным состояниям таких лиц оказалось 7,5 %.
Уже упоминавшийся фанатизм также является личностной особенностью и включает в себя познавательный, эмоциональный и волевой компоненты. Одновременно он лежит в основе любого идейного экстремизма. Это относится к радикальным религиозным, этнонационалистическим и социально политическим движениям и группам, руководствующимся соответствующими идеями. Здесь сочетание в личности повышенной агрессивности и фанатической уверенности в своей правоте предопределяет совершение человеком преступления на почве доминирующих мотивов, причём в зависимости от мотивации не всякий экстремист может стать террористом, но любой террорист — это «законченный» экстремист.
Установлено, что смысл межличностного общения террориста рассматривается для него как способ контроля окружающих и управления ими. Здесь имеет место довольно сложный и запутанный компенсационный механизм психологической защиты. Происходит блокирование неприятных для лица переживаний, существующих у него страхов при отрицании очевидных фактов.
Наибольшее криминологическое значение в настоящее время имеют следующие экстремистские проявления нетерпимости как отклоняющегося поведения. Это религиозный и этнонационалистический радикализм (зачастую смыкающийся в наших условиях) и в значительно меньшей степени — проявления расовой ненависти и вражды. Совершенно справедливо отмечается, что наибольшую опасность исходит от молодежи, представляющей гремучую смесь национальных воинственных комплексов с вульгаризированным исламом, поставленным на службу терроризму.
Как уже указывалось, экстремизм приводит к совершению самых различных общественно опасных деяний. Полагаем, однако, что существование в нашей стране право- и левоэкстремистских группировок не дает оснований считать их деятельность действительно серьезной, масштабной социальной проблемой. Они не могут предложить необходимую и интересную большинству народа идею, а их малочисленность при отсутствии доступа к СМИ не позволяет им развернуть широкую пропагандистскую деятельность. Характерно, что даже использование ими Интернет-ресурсов не изменило ситуацию. У этих радикальных группировок в России фактически отсутствует широкая социальная и культурная база. Это подтверждается, в частности, оценкой экстремистского потенциала в среде молодежи как невысокого, предельно охватывающего 5—7 %. Являются мифом активно распространявшиеся утверждения об угрозе правого радикализма в лице русского фашизма. Терпимость в межнациональных отношениях как глубинное нравственное свойство русского народа обеспечила нормальную совместную жизнь всех народов нашей страны. Конечно, эта основа подвергается серьезному испытанию, что и приводит к эксцессам. Но говорить о русском фашизме как о реальном социальном явлении оскорбительно даже через много лет после победы в Великой Отечественной войне.
Деятельность отдельных групп радикалов играет скорее провокационную, чем реальную роль, поскольку массовой поддержкой они не пользуются. Существенным фактором здесь является отсутствие значимой прослойки шовинистически настроенной интеллигенции, необходимой для формирования культурного ядра подобного экстремизма. Кроме того, у этих групп отсутствуют серьезные источники финансирования, необходимые в т.ч. для распространения их идеологии.
В такой ситуации может сработать закон перехода количества в качество, т.е. перехода из одного качественного состояния в другое. Причём резко возрастает вероятность именно насильственного способа решения проблем, не исключая террористических методов борьбы со стороны радикальных организаций.
В заключение выскажем краткие соображения об основных направлениях противодействия терроризму и экстремизму. Если необходимость бескомпромиссной борьбы с терроризмом, в т.ч. уголовно-правовыми методами, бесспорна, то ситуация с экстремизмом (в его нынешней правовой трактовке) не столь очевидна.
Признавая опасность радикализма, особенно национально-религиозного, всё же считаем, что антиэкстремистское законодательство не должно быть «резиновым», тем более его нельзя применять избирательно. Люди должны иметь возможность свободно обсуждать политические, социальные, национальные и другие проблемы, отстаивая свою точку зрения без опасения оказаться «экстремистом». Такой подход, при котором дискуссии и иные способы противодействия экстремизму заменяются уголовной репрессией, приносит больше вреда, чем пользы, вызывая обратную реакцию.
Кроме того, даже с чисто практической точки зрения выгодно не распылять силы и средства, а сконцентрировать их на главных направлениях противодействия экстремизму и терроризму.
Следовательно, с точки зрения эффективности в первую очередь необходима разработка и реализация мер общесоциального характера, направленных на устранение вышеуказанных общественных противоречий и решение социально-экономических задач. Причём документы, регламентирующие такую работу, должны содержать не перечисление ужасов, олицетворяющих имеющиеся проблемы, и не набор благих пожеланий по их преодолению, как это часто бывает. Поэтому требуется сформировать обоснованный перечень взаимосвязанных, ресурсно обеспеченных конкретных мероприятий и последовательно выполнять его. В частности, с целью развития и наполнения большим смыслом положений ст. 7 Конституции России нуждаются в совершенствовании как система трудоустройства и социального обеспечения населения, так и управление процессом выравнивания социально-экономического развития различных регионов страны.
Кроме того, ч. 2 ст. 13 Конституции России фактически объявляет государственную деидеологизированность. Однако нам не обойтись без объединяющей людей идеологии (которая тесно связана с общественной психологией), включающей в себя созидательную, неконкурентную систему ценностей. Это необходимо для позитивного формирования познавательной и эмоциональной сфер личности. Ведь проигрыш государства агрессивному радикализму происходит в первую очередь в сфере идеологии.
Лишь имея платформу в виде идеи солидарности общества и надёжной социально-экономической базы, мы можем противостоять терроризму и экстремизму во всех его проявлениях. Наступательная тактика в идеологической борьбе с агрессивным радикализмом с использованием всех инструментов государства и общества, на всех этапах социализации и в различных областях жизни человека (через воспитание и просвещение) должна подкрепляться чётким применением различных отраслей права. Однако уголовная репрессия, по нашему мнению, необходима только в том случае, если экстремизм связан с насилием либо с угрозой его применения, что в целом соответствует Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Поэтому российское законодательство о противодействии экстремистской деятельности требует принятия более конкретной формулировки понятия экстремизма и установления чётко обоснованной границы между преступлениями и административными правонарушениями в этой сфере.7
Глава II. Проблемы правового регулирования противодействия терроризму
§1. Терроризм «под знаменем ислама» как угроза безопасности и стабильности в мире
История происхождения слова терроризм говорит о том, что его корни идут от латинского слова terror — страх, ужас, о чем уже упоминалось с нашей работе. Первый раз террор, в качестве метода политического воздействия появляется во времена французской буржуазной революции, целью являлось — устрашение своих политических противников.
В юридической науке не существует единого подхода для определения сущности такого явления как терроризм. Некоторые ученые, такие как Эфиров С.А., считают, что не нужно стремится дать какое-либо исчерпывающее определение, а достаточно лишь выявить наиболее существенные признаки данного явления. К ним ученый относит: направленность методов террора на астабилизацию общественного положения и устрашение различных слоев населения; мотивацию насильственных деяний , носящих политический характер; отсутствие какой-либо связи терактов с последующими за ними вооруженными конфликтами; присутствие некоторой идеологии радикальной направленности, которая призвана оправдывать террористические действия.
Согласно умозаключениям вышеуказанного ученного, терроризм можно охарактеризовать как борьбу вооруженных радикальных группировок а также отдельных лиц, которые действуют на основании определенной идеологии, целью которой служит разруха существующей системы органов власти и гражданского общества посредством запугивания населения.
Английский социолог П. Уилкинсон классифицирует терроризм на следующие разновидности: субреволюционный терроризм, революционный терроризм, репрессивный терроризм. Наиболее упорядоченной и ориентированной на практику считается классификация, предложенная немецким ученым Г. Шнайдером, в ней он выделяет три течения: социал-революционный терроризм (леворадикальный); националистический терроризм и правоэкстремистский терроризм. Специалист по уголовно-процессуальному праву Г. Лапейре в своем труде «Насилие и террор» выделяет такие виды терроризма: государственный, религиозный, политический и этнический.
Такое разнообразие в подходах к типологии терроризма объясняется тем, что в их основы различные исследователи кладут либо идеологические аспекты, основные движущие силы, или же эволюционную хронологию. В связи с этим, также, одним из видов терроризма является этнорелигиозный, который осуществляется с целью восторжествования и практической реализации нацистских и религиозно-фанатичных идей.
На наш взгляд, не верно то утверждение, которое феномен этнорелигиозного терроризма связывает только лишь с исламом, со столкновением исламского и христианского миров. Внутри каждого религиозного сообщества есть течения, которые стремятся преодолеть свои разногласия с помощью террористических деяний. В умах обывателей сложилось мнение, что этнорелигиозный терроризм можно отнести лишь к исламскому сообществу, это возникло из-за возникновения в исламе различных радикальных движений, когда ислам стал соотносится с политической концепцией. Движения по достижению исламской концепции мира сопряжено с применением теми силами, кому выгодна дестабилизация в исламских государствах, пропагандистских и террористических методов.
Объяснением таких методов борьбы как терроризм и экстремизм, для достижения исламского миропорядка, служит то, что сегодня исламский мир не в состоянии в открытом военном противостоянии победить «мир Запада», эти методы являются методами «слабых».
Классификация террористических актов включает в себя следующие их виды: похищение, убийство или покушение на него; диверсия (распыление отравляющих веществ, взрыв и другое), хайджекинг (захват транспортного средства); кибертерроризм; ограбление; вооруженное нападение без смертельных исходов и причинение небольшого ущерба имуществу.8
Понимание причин и мотивов терроризма еще не означает его устранение. В связи с этим, ни одна страна в мире не должна оставаться безучастной от процесса борьбы с ним В то же время следует оказывать различного рода помощь странам исламского мира и без посягательств на суверенитет этих стран, как это было в Ираке, Ливии, Египте, где США, ради своих геополитических интересов, свергли существующие режимы правления и привели хаос в дома обычных мусульман на Ближнем Востоке и Северной Африке. Такое не должно повторяться вновь, и для этого необходимо скоординировать деятельность ООН, отказавшись от двойных стандартов, так горяче излюбленных нашими «западными партнерами».
Исходя из постулатов современной политической науки, истоками террористической деятельности на Ближнем Востоке являются: лишение курдов международного права на получение независимости и на создание собственного государства (сейчас Курдистан существует по факту как «непризнанная республика», отсутствующая на политической карте мира); возникновение различных организаций, оппозиционной направленности к существующим колониальным властям, прибегающим к методам террора а также изменение государственных границ в ходе колонизации; колонизация Палестинского государства международным сионистским движением и последующее создание государсвта Израиль; усиление экспансии со стороны США Ближнего Востока, политическое давление в угоду своим национальным интересам и интересам «большого бизнеса».
Терролог западного происхождения М. Дартнелл утверждает, что «… глобализация вызывает коренную перестройку терроризма». На сегодняшний день в мире ислама сформировалось такое, весьма распространенное мнение, что терроризм является наиболее адекватной формой реакции на угнетения мусульман со стороны США и западного мира в целом, вмешательства в их внутригосударственные дела и вопросы обустройства образа жизни.
Как отмечает М. Крешноу, именно в 90-е гг. (после распада СССР), окончания «холодной войны», изгнания Ирака из Кувейта возникла перспектива «нового терроризма» — децентрализованного, фанатичного, склонного к атакам, влекущим массовые жертвы. Хотя внешне терроризм, продолжает М. Крешноу, оправдывается религиозными принципами, на деле его подталкивает американская поддержка режимов, против которых выступает исламская оппозиция. Прежде всего, это относится к Египту и Саудовской Аравии. Изображение США аморальным врагом оправдывает терроризм в глазах обездоленных, особенно лишенной жизненной перспективы молодежи, единственным образованием которой является религия.
Председатель Комитета по делам национальностей В.И. Никитин отметил, что при глобальных экономических, социальных и политических изменениях, ведущих к созданию мирового социально-экономического комплекса и соответствующей ему политической организации, перестают действовать четкие государственные границы. Разрушаются государственные и национальные сообщества со своеобразными социально-экономическими, политическими и национально-религиозными укладами, происходит взаимопроникновение национальных и религиозных культур. В этих условиях терроризм стал для мирового сообщества трансграничной проблемой.
Член Комитета по делам общественных и религиозных организаций А.В. Чуев считает, что предпосылкой возникновения терроризма в России, его питательной почвой являются так называемые новообразованные религиозные тоталитарные секты, которым присущ ярко выраженный экстремизм. Но экстремизм может возникать и на базе традиционных религий, когда под видом развития традиционных религий возникают воинственные секты и движения скорее политического, чем духовного характера, например, движение ваххабитов.
Для борьбы с экстремизмом необходимо предпринять комплекс законодательных мер. В частности, не ограничивая свободное перемещение граждан, следовало бы упорядочить миграционный процесс. Нужно вновь обратиться к законодательству, регулирующему работу средств массовой информации, внести дополнения в Уголовный кодекс РФ, повысить роль Министерства юстиции, принять особые меры по предупреждению «терроризма в Интернете».
В последнее время террористы стали активнее использовать в своей деятельности национальный и религиозный факторы. Государству для предупреждения и пресечения терроризма и иных экстремистских проявлений нужно проводить мониторинг политической и социально-экономической ситуации, состояния межнациональных и межконфессиональных отношений на территории Российской Федерации.9
§2. Террористическая деятельность на Северном Кавказе, исторический очерк и выявление наиболее эффективных методов борьбы с ней
В конце XX века на международную арену вышел новый вид экстре-мистской деятельности — транснациональный терроризм, это было обусловлено и стало возможным только из-за процессов глобализации, и переформатирование «нового мирового порядка», негласно объявленного международной элитой. С начала прошлого столетия был взят курс на однополярную глобализацию, которая осуществляется в интересах западных стран, и, прежде всего, США, этот процесс несет явную угрозу сложившимся культурным ценностям различных стран мира, конфессиям, национальным культурам. Глобализация в том понимании, в котором она трактуется США , разрушает традиционные жизненные уклады, ставит под сомнение основы вероисповедания, пускает в общество нормативы и штампы, которые несовместимы с исламским представлением о благочестии, крайне негативно влияет на подрастающее поколение, отрывая его о веры предков, от культурных и нравственных ценностей. Если рассматривать мировую политическую систему в таком ракурсе, то становится очевидным, современные проявления терроризма являются ответной реакцией на однополярное переустройство мира, возглавляемое Соединенными Штатами Америки.
Исходя из вышесказанного, неудивительно что формами противодействия цивилизационному натиску запада, который все чаще оформляется прямыми военными действиями, стал глобальный и транснациональный терроризм — с одной стороны и региональный (локальный) — с дургой. Появление в своей совокупности мощных и разветвленных структур террористических организаций, их активизирование, послужили поводом для разработки аналитиками многих государств концепции, которая отождествляет терроризм с войной. Так, автор авторитетного информационно-аналитического журнала, специализирующего на негосударственных военизированных системах «Четвертая мировая война» Джангир Арас, предложил следующее определение данного явления современности: «Терроризм — самостоятельная военно-политическая категория, особый вид войны, компонент политической культуры и направление идейного мировоззрения, включающий силовые и иные представляющие угрозу мотивированные действия, проявления и тенденции со стороны организованных структур, действующих вне формата государства».
Следует заметить, что терроризм несет с собой идеологическую подоплеку, и основанную на ней, политическую практику. Если убрать это идеологическое подспорье, некий политический, экономический интересы третьих лиц, то он бы превратился в банальное уголовно наказуемое деяние, такое как разбой, ограбление, умышленное нанесение вреда имуществу и так далее. При этом идеология терроризма несет именно террористический характер, а не радикальный или экстремистский.
Террористические организации формируются и осуществляют свою деятельность вне правового поля, и способны пронизывать все общество в целом. Они имеют возможность функционировать и развиваться в любой, даже нейтральной, враждебной или дружественной среде, и организовывать свою инфраструктуру , опираясь на современные информационные технологии , нелегальные и легальные формы мобилизации и привлечение человеческих ресурсов. Они очень крепко связаны единой идеологией, какую бы окраску она не приняла (яркий пример — человеконенавистническая идеология радикального исламизма, которая делит мир на «своих — единобожников» и «чужих — врагов ислама» ),это помогает снять проблему человеческих жертв, способствует более жесткой внутриорганизованности и повышает уровень конспирации.
На идеологической базе радикального ислама во многих частях, так называемого «исламского мира», в том числе и на Северном Кавказе России, возникли радикальные религиозно-политические организации, политической практикой которых стал терроризм.10
На Северном Кавказе Российской Федерации в начале 2000-х годов, из-за распространения организованного ичкерийского сепаратистского движения, перехода на партизанские методы ведения боевых действий, а в последствии формирование на территории республик Северного Кавказа подполья, данное сепаратистское движение перешло к диверсионно-террористическим методам противостояния.
В последние годы, террористическая война, в той или иной мере, практически на всей территории распространилась по Северному Кавказу. Характерной чертой здесь выступает то обстоятельство, что многие теракты последних лет были связаны с Чеченской Республикой лишь опосредованно. Терроризм помолодел по своему сотаву участников, окреп интеллектуально. В особенности тревожная обстановка в последние годы фиксируется в Республике Дагестане, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, намного улучшилась ситуация в Чечне, а также в Ингушетии.
Анализ ситуации говорит о том, что в республиках Северного Кавказа экстремисты, чаще всего, применяют акты адресного террора, направленные против представителей местных властей. Главное направление террористической деятельности в северокавказском регионе нацелено против сотрудников правоохранительных органов и силовых структур, представителей органов государственной власти и местного самоуправления, официальных представителей мусульманского духовенства.
Если посмотреть на статистические данные РосСтата, то мы увидим что пик террористической деятельности на Северном Кавказе Российской Федерации пришелся на 2005 год. В этот год на Северном Кавказе было зарегистрирован 251 террористический акт, из них более 90 % были направлены на сотрудников правоохранительных органов. Следующие за 2005 годом периоды, террористическая активность неукоснительно снижалась. В 2006 году было зафиксировано 112 терактов (90 % — Южный Федеральный Округ). И после 2006 года официальная статистика фиксировала постепенное снижение террористической активности. Такое движение дало основание полагать, что наступил перелом, а в перспективе, террористическая активность в регионе и в России в целом будет сведена на «нет».
Также следует подчеркнуть, что в связи с изменениями, которые были внесены в уголовное законодательство в 2006 году, термин террористического акта значительно сузился. Так, по действующему Уголовному кодексу для квалификации преступления как террористического акта обязательным является наличие цели воздействия на принятие решения органами власти или международными организациями. Поэтому, как это ни странно звучит, террористические акты в нашей стране в последние годы стали крайне редким преступным деянием. Так, в 2007 году — только 48 терактов, то есть впятеро меньше чем в «лихом» 2005 году, и более чем вдвое меньше по сравнению с 2006 годом. В 2008 году в Российской Федерации было зафиксировано всего 2 теракта (по одному — в Дагестане и Северной Осетии- Алании).
Однако в 2009 году, мы вновь ощутили некое «возвращение» 2005 года, хотя, в цифровом выражении показатели, конечно, мало сопоставимы, что не очень отвечало истинному положению дел. В вышеуказанном 2009 году в России было зафиксировано 6 террористических актов (четыре на Дагестан и Чечню, и по одному в Ингушетии и Тверской области), в 2010 году количество выросло более чем в два раза — 23 теракта (3 в Ставропольском крае, 11 в Дагестане, 4 на Москву и Чечню, по одному в Твери и Ингушетии, по одному в Кабардино-Балкарии, Санкт-Петербурге, Серверной Осетии-Алании, Краснодарском крае и Орле), На 1 октября 2011 года — зарегистрировано 10 террористических актов (6 — в Дагестане, 2 — в Чечне, по одному — в Хабаровском крае и в Московской области). Как видно из вышеуказанных данных, большинство приходится на ЮФО РФ.
Если же посмотреть статистику отдельно Южного Федерального Округа, то можно сделать вывод, что в 2009 году террористическая ситуация в этом регионе резко обострилась: было зафиксировано 641 покушение на жизнь сотрудников полиции и военнослужащих (в 2008 году эта цифра была в районе 490, рост составил более 30%, что весьма существенно). Учитывая лишь происшествия в ЮФО от рук террористов погибли 251 сотрудник полиции и военнослужащие, а также 32 человека из гражданского населения (в 2008 году — 210 силовиков и 12 гражданских лиц), получили ранения 727 сотрудников правоохранительных органов и 85 гражданских лиц.
Так, еще более неоптимистично звучит статистика от Южного научного центра Российской Академии Наук в Ростове-на-Дону. Согласно их данным, количество совершенных террористами преступлений ежегодно исчисляются сотнями.
Согласно со статистикой ЮНЦ РАН, в 2006-2007 годах подавляющая часть террористических актов регистрировалась в Республике Чечня (370 за 2006 год и 160 за 2007 год соответственно). Начиная с 2008 года террористическая ситуация в республике резко меняется, и периоды возрастания напряженности меняются на периоды стабилизации общей криминологической обстановки. Многие эксперты относят такую динамику к деятельности личности главы республики, при котором ведется бескомпромиссная борьба с террористами, в которой они склоняются к явкам с повинной. Несмотря на это, в Чечне и по сей день возникают массовые столкновения террористов и правоохранительных органов, доказательством тому служат события в Доме Печати в Грозном, прогремевшие на всю страну.
В Республике Ингушетия в период с 2008 по 2010 годы было зафиксировано чуть менее тысячи преступлений террористического толка, в том числе в 2008 году — 454 террористических акта. В 2009 году ситуация постепенно стабилизировалась на фоне усиления антитеррористических мероприятий (изъятия оружия и боеприпасов, спецоперации, задержания), а власти, федеральные и местные, тогда впервые пошли на прямой диалог с населением Республики. На фоне вышеуказанных событий в 2010 году удалось значительно снизить число насильственных инцидентов, а в последующий 2011 год террористическая деятельность в Республике Ингушетия, практически, сошла на «нет», и снизилась в 10-кратном соотношении по сравнению с 2008 годом.
Обратная ситуация наблюдается в Республике Дагестан, где в 2010 году террористическая активность наоборот, возросла по сравнению с 2008 годом, и тенденция эта сохранилась и на последующий 2011 год. Особенностью Дагестана являются совершение насильственных действий против официальных лиц местных властей и представителей традиционного мусульманского культа.
Начиная с 2008 года, Республика Кабардино-Балкария оказалась в зоне нестабильности, верхняя точка этой нестабильности пришлась на 2010 год, тогда число зарегистрированных терактов составило 159, и это на 73% больше чем за 2009 год. И только начиная с марта 2011 года можно было сказать о какой0либо положительной динамике в этом направлении.11
Одновременно в период повсеместного снижения террористической активности, наблюдавшийся в 2011 году, резко ухудшилась ситуация в Ставропольском крае (количество терактов возросло в два раза) и в Карачаево-Черкесии (в 4,5 раза) по сравнению с 2010 годом. Также не снижается возможность проведения террористических актов в Северной Осетии.
Если подытожить вышесказанное, то можно сделать вывод, что террористическая активность исламистов-радикалов по-прежнему является дестабилизационным фактором в Южном Федеральном Округе, и не только в нем. Наметившаяся практика уголовной переквалификации террористических деяний не отражает реальной динамики преступлений террористического толка, а лишь комуфлиует их, не давая реального представления о ситуации.
В подавляющем большинстве случаев посягательства на жизнь сотрудников правоохранительных органов совершаются путем приведения в действие самодельных взрывных устройств, закладываемых под автомобили, либо по пути следования потерпевших, обстрела автотранспорта, стационарных постов ДПС, зданий правоохранительных органов и жилых домов сотрудников из автоматического оружия и гранатометов.
В контексте разрастания терроризма на Северном Кавказе, безусловно, интерес представляет статистика террористической активности, формы и методы деструктивной деятельности террористов в мире. Так, например, Национальный антитеррористический центр США (NCTC) в мае 2009 г. опубликовал доклад, в котором приводятся статистические данные о террористических нападениях в мире за 2008 г. Согласно докладу, в 2008 г. имело место 11800 терактов, в то время как в 2007 г. — 14500, в 2006 г. — 14000, в 2005 г. — 11000, а в 2004 г., по данным Госдепартамента США, не учитывавшего теракты в Ираке, — 3192.
Наибольшее количество террористических атак в 2008 г. — 4600 (40 %) — было совершено в странах Ближнего и Среднего Востока, хотя в Ираке 2 года подряд, в 2007-2008 гг., их число снижалось. В то же время, в странах Южной Азии (Пакистан, Индия) и в Афганистане их количество увеличилось в 2 раза. Террористические акты в Ираке, Афганистане и Пакистане составили 55 % от общего числа терактов в мире. 140 % рост террористической активности в Африке зафиксирован в Сомали и Демократической Республике Конго. В Западном полушарии в указанный период отмечено сокращение числа терактов на 25 %, а в странах Юго-Восточной Азии и Тихого океана — на 30 %. В 2008 г. значительно возросло число случаев похищения террористами людей. Так, в Пакистане оно увеличилось на 340 %, в Афганистане — на 100 %, в Индии — на 30 %, в других странах Южной Азии — на 45 %.
Как и в прежние годы, в 2008 г. при проведении большинства терактов в мире использовалась уже известная тактика действий с применением легкого стрелкового оружия, ручных гранатометов, подрыва бомб, похищения людей. Террористы продолжали прибегать к проведению скоординированных по времени нападений, когда вскоре после первого теракта они осуществляли второй, направленный уже против сотрудников специальных и спасательных служб, прибывших на место происшествия.
В 2008 г. в результате терактов в различных странах мира погибло или было ранено свыше 50 тыс. человек, причем большинство из них являлось мусульманами. 65 % жертв террористических нападений были мирными жителями. Обращает на себя внимание тот факт, что дети продолжают составлять непропорционально большое число жертв. Так, в 2008 г. количество погибших детей возросло на 10 %.
Эксперты прогнозируют рост количества террористических актов в мире, что связано с проведением американцами операции «Аф-Пак» на территории Афганистана и Пакистана, реальной или вымышленной ликвидацией в Пакистане лидера «Аль-Каиды» Усамы бен-Ладена, инспирацией «цветных революций» в некоторых государствах Ближнего Востока и Северной Африки и, главное, применение вооруженных сил НАТО при решении ливийской проблемы, нацеленность на аналогичные действия в Сирии и Иране.
На общем фоне эскалации террористического насилия продолжает актуализироваться наиболее опасный вид терроризма — терроризм смертников, которые исламистами ошибочно именуются «шахидами». Вместе с тем, следует подчеркнуть, что в исламе шахидом признается воин, муджахид (букв. участвующий в джихаде), погибший во время сражения «на пути Аллаха», даже если он был убит не на поле боя, а умер случайно или непреднамеренно от собственной же руки. Этот тип мученика называется «совершенным шахидом», поскольку он признается мучеником, как в этом мире, так и в жизни последующей, после смерти, где получит заслуженную награду от Бога. При этом исламская ортодоксия категорически отрицает тождество между «совершенными шахидами» и террористами-самоубийцами.
Несмотря на то, что терроризм смертников отмечался и в прежние века ислама, тем не менее, расцвет этого явления пришелся на вторую половину ХХ — начало XXI вв. Как утверждает отечественный исследователь данного явления С.И. Чудинов, терроризм смертников ведет свои истоки от шиитской версии радикального ислама, пустившего свои корни в разорванном гражданской войной и иностранной оккупацией Ливане. Большинство экстремистских движений, воспринявших и адаптировавших тактику атак смертников к условиям социально-политического конфликта на своей родине в 1990-е гг., копировали ливанскую модель сопротивления, с которой они имели возможность познакомиться самым непосредственным образом (боевые кадры этих группировок проходили военную тренировку в Ливане в то время, когда радикальные шиитские партии впервые апробировали атаки смертников). Ливанская модель, в свою очередь, была подражанием опыту иранских басиджей времен современной ирано-иракской войны, вспыхнувшей вслед за исламской революцией 1979 г. в Иране.
Хотя в настоящее время за большинством террористических актов с участием смертников стоят исламистские группировки, религиозная составляющая мотивации не столь обязательна для всех исторических разновидностей терроризма смертников. Иногда дух националистической борьбы миноритарной этнической общности и культивируемая в ней идеология самопожертвования доводятся до столь крайнего альтруизма в отношении идеала независимой родины, тесно переплетаясь с чисто восточным культом харизматического лидера повстанческого движения, что этого может быть достаточно и без религиозных стимулов для воспитания готовности в адептах националистического движения превратить себя в живые бомбы. В качестве примера можно привести соответствующую практику «Тигров освобождения Тамил Илама» в Шри-Ланке или курдских сепаратистов из Рабочей партии Курдистана, устраивавших самоподрывы в Турции и т.д. Националистический компонент был силен даже в самом Ливане, родине современного терроризма смертников, в среде светских националистических партий и группировок Ливана (Сирийская социальнонационалистическая партия и др.). Однако все же радикальный ислам остается важнейшей культурно-идеологической основой распространения терроризма смертников в современном мире. Более того, именно исламистская интерпретация идеала исламского мученичества легла в основу его глобализированной формы.
Вместе с тем, количество терактов в мире с использованием самоубийц продолжает оставаться серьезной проблемой для отдельных регионов мира. Например, оккупированный войсками США и их союзников Ирак в этом плане в середине 2000х гг. поставил такие «рекорды», по сравнению с которыми все остальные ареалы использования тактики «шахидов» в мире просто меркли. Пиковыми годами оказались 2005-й и 2007-й — 478 и 442 случая использования «живых бомб» соответственно. В 2009 г. в Ираке было зафиксировано немногим более 30 акций террористов- самоубийц. Всего же в 2003-2008 гг. в этой стране было зафиксировано около 1700 взрывов, осуществленных смертниками. Другой ареал особой активности «шахидов»
Афганистан, где с 2006 г. ежегодно фиксируется в среднем по 140 акций самоподрывов. В последние два-три года в этот разряд вошел и Пакистан, где взрывы самоубийц звучат с нарастающей частотой.
С июня 2000 г. терроризм смертников появился на российском Северном Кавказе. Уже в начале 2000-х гг. известный чеченский полевой командир Ш. Басаев объявил о создании подразделения смертников под названием «Риядус Салихийн» («Сады праведных»), которое не отражало какую-то единую структуру, но было скорее вывеской, под которой лидер экстремистов объявил о своей причастности к подготовке атак смертников.
Как подчеркивает С. Чудинов, во многих отношениях терроризм смертников в Чечне необычен. Во-первых, для него характерен очень высокий процент женщин — исполнительниц атак смертников. Специалисты в области психиатрии и психологии Анна Спекхард и Хапта Ахмедова, проводившие специальные исследования чеченского терроризма смертников, подсчитали, что женщины-смертницы принимали участие в 22 из 27 террористических операций с участием смертников (с июня 2000 по май 2005 г.). Их доля среди смертников составила 43 % (47 из 110 человек). Что касается объектов покушений, то из 28 террористических операций с участием смертников, осуществленных с июня 2000 по июль 2005 г., 10 были нацелены на военные объекты, 4 — на промосковские правительственные учреждения и официальных лиц правительства Чеченской Республики, 14 — на гражданские объекты (из них 8 произошли в Москве). В первые два года атаки смертников происходили только в Чечне и были нацелены на российские военные базы, в последующем наблюдался процесс расширения ареала их осуществления. В 2003-2004 гг. был достигнут пик интенсивности чеченского терроризма смертников, который, тем не менее, до сих пор остается в республике маргинальным явлением, не одобряемым местной общественностью.
В 2009 г. был зафиксирован новый всплеск терроризма смертников на Северном Кавказе, при этом терроризм самоубийц как специфическая практика радикальных исламистов уверенно вышел за пределы Чечни и затронул не только соседние с ней Дагестан и Ингушетию, но и некоторые другие российские регионы, утратив при этом исключительно чеченский этнический облик. В частности, летом 2009 г. было совершено громкое покушение на президента Ингушетии Юнус-Бека Евкурова, ответственность за которое взял Доку Умаров и возрожденные им бригады «Риядус Салихийн». В 2009 г. на территории Чеченской Республики «живыми бомбами» стали 10 человек, в Республике Ингушетия — 4, и в Республике Дагестан — 1. Террористы-смертники успели отметиться в Северной Осетии, Ставропольском крае и Москве. Эта же тенденция сохранялась в 2010-2011 гг. Так, по официальным данным НАК РФ, в 2010 г. из 23 зарегистрированных в стране терактов 8 совершены смертниками, а за девять месяцев 2011 г. из зафиксированных 10 терактов — 4 на счету террористов-самоубийц. Периодически правоохранительным органам в результате спецопераций удается ликвидировать или задерживать потенциальных смертников, но далеко не всегда.
Как свидетельствует практика, в основном роли «живых бомб» на Северном Кавказе выполняют юноши и женщины, как правило, так называемые «черные вдовы» (вдовы убитых боевиков, для которых в специфических условиях Кавказа со смертью их мужей заканчивается не только супружеская жизнь, но и в ментальном плане утрачивается смысл жизни как таковой). Подготовка таких смертников ведется групповым методом по специально разработанной методике с использованием зомбирующих технологий, учебно-тренировочных заданий, формирующих жесткие мотивационные установки, с соответствующей атрибутикой и ритуалами.
Однако в последние годы террористами-смертниками стали преимущественно юноши и молодые мужчины. Развертывание «шахидизма» свидетельствует о мощном влиянии ближневосточных экстремистских организаций на эволюционные процессы в северокавказском радикальном исламизме, участии наемников в подготовке и осуществлении террористических актов на Северном Кавказе.
Северокавказским боевикам удалось поставить на поток подготовку и создать резерв потенциальных смертников-самоубийц, а также идеологов и наставников «шахидов», из числа не только зарубежных, но и российских граждан (например, уничтоженный Саид Бурятский). Как подчеркивают эксперты, практика «шахидизма» весьма эффективна: взрывы «живых бомб» составляют 3 процента всех терактов, совершенных в мире, однако именно на них приходится 48 % жертв. Что касается России, то за период с августа 1999 г. по сентябрь 2009 г. террористами- смертниками в различных ее регионах, преимущественно на Северном Кавказе, была осуществлена 41 акция «шахидизма», все они сопровождались далеко не единичными жертвами. Как отмечалось выше, в 2010-2011 г. зафиксировано еще 12 случаев самоподрывов. Таким образом, в 1999-2011 г. смертниками совершены 53 террористические акции. Для сравнения: в Израиле за период т.н. «интифады» (первая интифада в Палестине вспыхнула в 1987 г., вторая — в 2000 г. — И.Д.) взорвали себя 59 палестинцев. Иными словами, по количеству «живых бомб» Северный Кавказ уверенно догоняет Палестину, а по частоте применения практики терроризма самоубийц за последние десять лет явно ее превосходит. Правда, следует отметить, что безусловными лидерами по проведению акций террористов-самоубийц сегодня выступают Афганистан и Ирак, оккупированные войсками США и их союзников. Ежегодно там, а также и в Пакистане, фиксируются сотни акций самоподрывов.
Для поддержания и усиления уровня террористической активности северокавказские боевики предпринимают недюжинные усилия, направленные на восстановление понесенных потерь. Эмиссарами бандподполья осуществляются меры по внедрению религиозно-экстремистской идеологии в сознание, прежде всего, горской молодежи. В этих целях тиражируются и распространяются исламистские книги, брошюры, листовки, DVD-диски, видеокассеты и, конечно, используются возможности Интернета. Сотрудниками правоохранительных органов регулярно изымается внушительное количество такого рода идеологической продукции.
Как следствие, сегодня по возрастному составу участников террористическое движение является преимущественно молодежным. При этом по социальному положению оно, в основном, состоит из низших слоев общества (материально необеспеченных, безработных, с приниженным социальным статусом, с невысоким образованием и т.д.). Вместе с тем, не уменьшаются и масштабы наемничества, представители которого основательно представлены в составе северокавказских НВФ. Более того, боевикам «стало удаваться вербовать в свои ряды славян».
Таким образом, факты, представленные в настоящем параграфе, позволяют утверждать, что не только в рамках идеологических доктрин радикальных исламистов и в их организационной деятельности, но и в области использования форм и методов проведения террористической деятельности северокавказские сепаратисты так же, как и на других направлениях своей разрушительной активности, не изобрели ничего нового, оригинального, собственно своего по сравнению с практикой их «коллег» в государствах арабского, а шире — мусульманского Востока.
Рассмотрение форм и методов осуществления террористами специфической политической практики позволяет утверждать о весомости воздействия внешнего фактора на процесс функционирования джихадистского движения в северокавказском регионе России. Прежде всего, это связано с идеологической, финансовой и иной подпиткой из-за рубежа и присутствием в рядах северокавказских боевиков в разные периоды времени значительной группы зарубежных «моджахедов» из многих стран Ближнего и Среднего Востока, других уголков «исламского мира». Разноплановая и массированная внешняя помощь выступает весомым фактором радикализации здесь «ваххабитского» движения.12
§3. Проблемы правоприменения законодательных новшеств 2014 года в сфере противодействия терроризму в Российской Федерации
С 2006 г. по настоящее время мы наблюдаем перманентные изменения и дополнения, вносимые в уголовно-правовые нормы о преступлениях террористического характера. Такие изменения характеризуются следующими основными особенностями: обновлением законодательных подходов к пониманию привычных для правоприменителя составов преступлений (ст. 205 УК РФ в ред. Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 153-ФЗ); выделением все новых форм терроризма и приданием им статуса самостоятельных преступлений (ст. 205.1, 205.2, 205.3, 205.4, 205.5 УК РФ); не всегда обоснованным и непротиворечивым ужесточением санкций за такого рода преступные посягательства.
Минувший 2013 год примечателен дополнением российского уголовного закона сразу тремя составами преступлений террористического характера: ст. 205.3 «Прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности»; ст. 205.4 «Организация террористического сообщества и участие в нем»; ст. 205.5 «Организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации» (все перечисленные статьи введены в УК РФ Федеральным законом от 2 ноября 2013 г. № 302-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации»).
Таким образом, фактически на данный момент отдельным проявлениям терроризма в нашем уголовном законодательстве посвящено целых 15 статей, не считая ст. 207 УК РФ о заведомо ложном сообщении об акте терроризма (ввиду отсутствия реальной угрозы террористического акта) и включая иные, содержащие составы преступлений, отнесенные к терроризму, исходя не из названий составов, а характера общественной опасности преступлений (ст. 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 УК РФ).
Последние правотворческие новеллы заслуживают, к сожалению, преимущественно критических оценок. Вопрос о введении в уголовный закон нормы о террористическом сообществе обсуждался долго, отношение специалистов к такому нововведению было скорее отрицательным, так как новая статья, по их мнению, дублировала бы ст. 210 УК РФ. Различия между составами организации преступного сообщества (преступной организации) или участия в нем (ней) и организации террористического сообщества и участия в нем (ст. 205.4 УК РФ) все же имеются. Тем не менее дополнение уголовного закона ст. 205.4 УК РФ означает не только ликвидацию давно выявленного законодательного пробела, но и появление в российском уголовном праве еще одной особой формы соучастия — террористического сообщества, которая полностью не вписывается в рамки ни организованной группы, ни преступного сообщества (преступной организации) (ч. 3, 4 ст. 35 УК РФ). В литературе уже обращалось внимание на рассогласованность норм Общей и Особенной частей уголовного права, входящих в институт соучастия в преступлении. Подобными террористическому сообществу специфическими формами соучастия являются также незаконное вооруженное формирование (ст. 208 УК РФ), некоммерческая организация, посягающая на личность и права граждан (ст. 239 УК РФ); экстремистское сообщество (ст. 282.1 УК РФ), экстремистская организация (ст. 282.2 УК РФ). К этой же категории преступных групп теперь относится и террористическая организация (ст. 205.5 УК РФ).
Как известно, организованная группа характеризуется такими обязательными признаками, как устойчивость и цель совершения одного или нескольких преступлений (ч. 3 ст. 35 УК РФ). Оба эти признака закреплены в диспозиции ч. 1 ст. 205.4 УК РФ, где установлена ответственность за «создание террористического сообщества, то есть устойчивой группы лиц, заранее объединившихся в целях осуществления террористической деятельности либо для подготовки или совершения одного либо нескольких преступлений, предусмотренных статьями 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 настоящего Кодекса, либо иных преступлений в целях пропаганды, оправдания и поддержки терроризма, а равно руководство таким террористическим сообществом, его частью или входящими в такое сообщество структурными подразделениями».
Однако террористическая преступная группа все же названа террористическим сообществом; к тому же одним из видов рассматриваемого преступления признается руководство входящими в такое сообщество структурными подразделениями. Наличие в организованной группе подразделений — показатель структурированности такой группы; в свою очередь, структурированность организованной группы является признаком более сложной и опасной формы соучастия — преступного сообщества (преступной организации). Преступления, с целью совершения которых создается террористическое сообщество, весьма разнообразны, законодатель не дает их исчерпывающего перечня. Однако те из них, которые прямо указаны в ч. 1 ст. 205.4 УК РФ, в большинстве своем относятся к категориям тяжких или особо тяжких.
Таковы доводы в пользу признания террористического сообщества именно преступным сообществом (преступной организацией), а не организованной группой. Очевидно, что террористическое сообщество, несмотря на наличие у него признаков как организованной группы, так и преступного сообщества (преступной организации), не может быть признано одновременно и той и другой формой соучастия, а также некоторой промежуточной, синтетической, «смешанной» формой. Первое противоречило бы правилам логики и законодательной техники, второе — ст. 35 УК РФ, не предусматривающей подобных «смешанных» форм соучастия.
Вместе с тем есть обстоятельства, препятствующие тому, чтобы отнести преступную группу, предусмотренную ст. 205.4 УК РФ, к преступному сообществу (преступной организации). Первое из них — формального свойства, а именно возможность существования террористического сообщества, не преследующего корыстных целей, обозначенных в ч. 4 ст. 35 УК РФ в качестве обязательных для данной формы соучастия (получение «прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды»). Получение такой выгоды может быть промежуточной целью создания и функционирования террористического сообщества (например, при совершении корыстных преступлений против собственности для последующей материальной поддержки терроризма), но это необязательно.
Еще один немаловажный момент: среди преступлений, составляющих цель создания и деятельности террористического сообщества и перечисленных в ч. 1 ст. 205.4 УК РФ, есть преступления небольшой (ч. 1 ст. 220 УК РФ) и средней (ч. 1 ст. 205.2 УК РФ) тяжести. С формально-юридической точки зрения это возможно, если группа организованная (ч. 3 ст. 35 УК РФ), и исключено, если речь идет о преступном сообществе (преступной организации).
Имеется, по нашему мнению, и другое (материальное) обстоятельство, заставляющее усомниться в принадлежности террористического сообщества к такой форме соучастия, как преступное сообщество (преступная организация). Едва ли деятельность организованной группы, преследующей цели совершения преступлений террористического характера, менее опасна для общества, чем, скажем, функционирование банды — вооруженной организованной группы, которому наш законодатель традиционно посвящает самостоятельную статью Особенной части уголовного закона, дифференцируя ответственность за различные формы бандитизма (ст. 209 УК РФ). Практика применения ст. 210 УК РФ показывает, что инкриминировать преступление, предусмотренное данной статьей, довольно сложно по причинам как материально-правового, так и процессуального характера, что дает основания ожидать появления сходных проблем при квалификации по ст. 205.4 УК РФ.
Редакция ст. 205.4 УК РФ с высокой степенью вероятности вызовет и теоретические споры относительно места террористического сообщества среди других преступных групп. Так, разделились мнения ученых о статусе экстремистского сообщества как организованной или преступного сообщества. Правовая позиция высшей судебной инстанции по данному вопросу тоже недостаточно ясна. Поэтому для более успешного противодействия организованным формам терроризма полагаем необходимым считать террористическое сообщество, упомянутое в ст. 205.4 УК РФ, прежде всего частным случаем организованной группы. Это упростит доказывание признаков такой группы и позволит квалифицировать по ст. 205.4 УК РФ создание любых устойчивых групп в указанных целях, руководство такими группами и участие в них.
Для того чтобы справедливую уголовно-правовую оценку могла получить деятельность более сложной (структурированной) террористической организованной группы или объединения организованных групп, т.е. террористической группы, обладающей признаками преступного сообщества (преступной организации), в ст. 205.4 УК РФ следует дифференцировать ответственность за организацию и участие в деятельности террористической организованной группы и террористического преступного сообщества (преступной организации). В науке уголовного права высказывались аналогичные предложения применительно к ответственности за деятельность экстремистских преступных групп, однако в авторских определениях понятий, обозначающих такие преступные группы, различия между организованной группой и преступным сообществом (преступной организацией) почти не усматриваются. Помимо этого, к таким преступным группам предложено отнести и экстремистскую организацию (ст. 282.2 УК РФ), что не согласуется с положениями Общей части о видах преступных групп (ст. 35 УК РФ).
Представляется, что унификация ответственности за преступления, предусмотренные ст. 205.4 и 205.5 УК РФ, преждевременна, поскольку юридически это разные формы групповой преступной деятельности. Под террористической организацией в ст. 205.5 УК РФ подразумевается только организация, которая признана террористической по решению суда. В диспозициях ч. 1 ст. 205.3 и 205.4 УК РФ используется уже известное правовое понятие «террористическая деятельность».
Таковой в соответствии с п. 2 ст. 3 Федерального закона от 6 марта 2006 г. № 35-ФЭ «О противодействии терроризму» (в дальнейшем — Закон о терроризме) признаются: «.. .а) организация, планирование, подготовка, финансирование и реализация террористического акта; б) подстрекательство к террористическому акту; в) организация незаконного вооруженного формирования, преступного сообщества (преступной организации), организованной группы для реализации террористического акта, а равно участие в такой структуре; г) вербовка, вооружение, обучение и использование террористов; д) информационное или иное пособничество в планировании, подготовке или реализации террористического акта; е) пропаганда идей терроризма, распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности».
Однако в ч. 1 ст. 205.1 УК РФ террористическая деятельность «в переводе на язык» уголовного закона означает любое из преступлений, предусмотренных ст. 205, 206, 208, 211, 277, 278, 279 и 360 УК РФ. Формы общественно опасной деятельности, имеющей характер «террористической», понимаются неодинаково в двух анализируемых нормативных правовых актах. Казалось бы, с учетом нормы ч. 1 ст. 1 УК РФ, применяя уголовный закон, надлежит руководствоваться тем содержанием понятия «террористическая деятельность», которое приводится в ч. 1 ст. 205.1 УК РФ. Необходимость в этом до недавнего времени возникала только при квалификации по ст. 205.1 и 205.2 УК РФ.
Но редакции ч. 1 ст. 205.3 и ч. 1 ст. 205.4 УК РФ таковы, что в них террористическая деятельность считается уже не родовым понятием по отношению к преступлениям, предусмотренным ст. 205, 206, 208, 211, 277, 278, 279 и 360 УК РФ, а неким самостоятельным юридическим феноменом. Что имеется в виду под такой деятельностью, остается только догадываться. Закономерна версия о бланкетности данного признака и необходимости его установления на основании содержания п. 2 ст. 3 Закона о терроризме. Но, во-первых, такой подход означал бы разное толкование одного и того же понятия («террористическая деятельность») в ст. 205.1 и 205.2, с одной стороны, и в ст. 205.3 и 205.4, с другой стороны. Во-вторых, сопоставительный анализ п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и закрепленных в ст. 205.3 и 205.4 УК РФ перечней преступлений показывает, что в этой части положения комплексного антитеррористического закона и УК РФ в некоторой степени повторяют содержание друг друга. Например, в них (правда, с использованием неодинаковой терминологии) упоминаются финансирование террористического акта (ср. подп. «а» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ч. 1 ст. 205.1 УК РФ); подстрекательство к террористическому акту (ср. подп. «б» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ч. 1 ст. 205.1 УК РФ); организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем (ср. подп. «в» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ч. 1 ст. 205.1, ч. 1 ст. 205.3 и ч. 1 ст. 205.4 УК РФ); вербовка, вооружение, обучение террористов (ср. подп. «г» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ч. 1 ст. 205.1 УК РФ); пособничество в реализации террористического акта (ср. подп. «д» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ч. 3 ст. 205.1 УК РФ); распространение материалов или информации, призывающих к осуществлению террористической деятельности либо обосновывающих или оправдывающих необходимость осуществления такой деятельности (ср. подп. «е» п. 2 ст. 3 Закона о терроризме и ст. 205.2 УК РФ).13
В диспозиции ч. 1 ст. 205.4 УК РФ, помимо целей осуществления террористической деятельности либо подготовки или совершения одного либо нескольких преступлений, предусмотренных ст. 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 УК РФ, названа еще и цель подготовки или совершения неких «иных преступлений в целях пропаганды, оправдания и поддержки терроризма». В соответствии с п. 1 ст. 3 Закона о терроризме под терроризмом понимается «идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий».
Дефиниции понятия «пропаганда терроризма» нет ни в УК РФ, ни в Законе о терроризме, ни в упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда РФ. Определения данного понятия в словарях сводятся к тому, что пропаганда есть популяризация и распространение в обществе тех или иных идей в целях стимулирования деятельности по реализации этих идей. Таким образом, пропагандой терроризма можно считать распространение идеологии насилия как способа решения практических проблем в сфере политической деятельности. Содержание понятия «оправдание терроризма» можно установить исходя из смысла примечания к ст. 205.2 УК РФ — это заявление о признании идеологии и практики терроризма правильными, нуждающимися в поддержке и подражании. Публичность оправдания не является обязательным признаком состава преступления, предусмотренного ст. 205.4 УК РФ. Поддержка терроризма трактуется в уголовном законе (примечание 2 к ст. 205.4 УК РФ) как «оказание услуг, материальной, финансовой или любой иной помощи, способствующих осуществлению террористической деятельности».
В этой связи при толковании ч. 1 ст. 205.4 УК РФ возникает два основных вопроса: 1) ради каких «иных» преступлений в целях пропаганды, оправдания и поддержки терроризма может быть создано террористическое сообщество; 2) должны ли быть в наличии у таких преступлений все три перечисленные цели или достаточно какой-то одной из них? К «иным» преступлениям, видимо, относятся любые запрещенные УК РФ деяния, могущие (объективно и субъективно, т.е. по замыслу создателей и членов террористического сообщества) способствовать пропаганде, оправданию, поддержке терроризма, за исключением деяний, охватываемых понятием «террористическая деятельность» и предусмотренных ст. 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 УК РФ.
Таковы, к примеру, убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «б» ч. 2 ст. 105), причинение вреда здоровью, истязание, совершенные по тем же мотивам или в тех же целях (п. «а» ч. 2 ст. 111, п. «б» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 117 УК РФ), похищение человека (ст. 126 УК РФ), незаконное лишение свободы (ст. 127 УК РФ), клевета (ст. 128.1 УК РФ), изнасилование (ст. 131 УК РФ), насильственные действия сексуального характера (ст. 132 УК РФ), воспрепятствование осуществлению избирательных прав или работе избирательных комиссий (ст. 141 УК РФ), воспрепятствование законной профессиональной деятельности журналистов (ст. 144 УК РФ), все формы и виды хищений (ст. 158-162, 164 УК РФ), вымогательство (ст. 163 УК РФ), преступления, связанные с легализацией преступных доходов (ст. 174, 174.1 УК РФ), массовые беспорядки (ст. 212 УК РФ), вандализм (ст. 214 УК РФ), незаконный оборот оружия (ст. 222, 223, 226 УК РФ), пиратство (ст. 227 УК РФ), незаконный оборот наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, прекурсоров наркотических средств или психотропных веществ, растений, содержащих прекурсоры наркотических средств или психотропных веществ, частей растений, содержащих прекурсоры наркотических средств или психотропных веществ (ст. 228.1, 228.3, 228.4, 229, 229.1 УК РФ), шпионаж (ст. 276 УК РФ), публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности (ст. 280 УК РФ), диверсия (ст. 281 УК РФ), возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства (ст. 282 УК РФ), воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования (ст. 294 УК РФ), посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование (ст. 295 УК РФ), угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия или производством предварительного расследования (ст. 296 УК РФ), клевета в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава (ст. 298.1 УК РФ), посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа (ст. 317 УК РФ), применение насилия в отношении представителя власти (ст. 318 УК РФ) и др.
Что же касается обязательности всего набора целей таких преступлений (пропаганда, оправдание и поддержка терроризма), то все они, на наш взгляд, поглощаются целью поддержки терроризма. Пропаганда и оправдание терроризма представляют собой не что иное, как оказание иной (помимо материальной и финансовой) помощи, способствующей осуществлению террористической деятельности, что позволяет признать их разновидностями поддержки терроризма. Сказанное означает, что в новых статьях уголовного закона цель как конструктивный признак составов преступлений (в ст. 205.3 УК РФ — цель прохождения обучения, в ст. 205.4 УК РФ — цель создания террористического сообщества) сформулирована аморфно и внутренне противоречиво. Кроме того, в ч. 1 ст. 205.4 УК РФ для описания третьего варианта цели создания террористического сообщества использована громоздкая формулировка, подразумевающая «двойную» цель создания такой преступной группы. Это, скорее всего, усложнит доказывание соответствующей разновидности организации террористического сообщества и участия в нем, что повлечет на практике неприменение нормы ст. 205.4 УК РФ в данной части.
Изложенное дает основания для вывода о целесообразности внесения следующих изменений в 205.4 УК РФ (редакция примерная):
Понятие «террористическая деятельность» должно получить однозначное определение в самом уголовном законе (возможно, в примечании к данной статье) путем указания на конкретные преступления, в которых выражается такая деятельность. За основу допустимо взять перечисленные в действующей редакции ч. 1 ст. 205.4 УК РФ преступления (ст. 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 УК РФ). Учитывая легальную трактовку терроризма как идеологии и практики политического насилия, данный перечень необходимо расширить за счет деяний, предусмотренных ст. 212, 281, 294, 295, 296, 317, 318 УК РФ. Введение в УК РФ самостоятельного основания уголовной ответственности за организованный терроризм — дополнительный аргумент и в пользу преобразования нормы Общей части УК о преступном сообществе (преступной организации). Из ч. 4 ст. 35 УК РФ следует исключить указание на корыстную цель («получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды»), а также отказаться от ограничения цели деятельности преступного сообщества (преступной организации) только тяжкими и особо тяжкими преступлениями.
Заключение
Подводя итоги проделанной работе, можно сделать вывод, что все цели и задачи, поставленные во введении, были выполнены. Подробнее остановимся на каждом пункте нашего исследования.
В первом пункте дипломной работы мы проанализировали разновидности толкований термина терроризм с юридической точки зрения, с философской стороны и, не забывая о толкованиях психологов, дающих свое определение этому явлению. В ходе исследования мы пришли к выводу, что дать одно, наиболее удачное определение терроризму не представляется возможным, прежде всего, в связи с разнообразием толкований идеологического и политического характера. Однако, нам представляется такое определение терроризма как наиболее удачное: терроризм – это «различного рода противоправные деяния, которые выражаются в совершении взрывов, поджогов или иных действий, целью которых является устрашение населения и лиц, участвующих в управлении на муниципальном и государственном уровнях для достижения террористами корыстных и (или) идеологических мотивов».
В этом же параграфе мы подробно остановились на современных разновидностях терроризма и выяснили, что их насчитывается великое множество, такие как: терроризм государственный, религиозный, международный, националистический, экологический и другие. Здесь мы попытались провести исторические параллели возникновения тех или иных видов терроризма; выяснилось, что одни из них уходят корнями в глубокую древность, другие же, наоборот – явление сугубо современное. Это позволяет сделать вывод, что терроризм имеет свойства развиваться и современные процессы глобализации способствуют данному развитию. Прежде всего, это выражается во вседоступности распространения информации, чем активно пользуется, так называемое «Исламское государство», распространяя свои ужасающие ролики по «всемирной паутине», влияя на умы молодого поколения мусульман, оказавшихся в затруднительном социально-материальном положении.
В пункте втором нашей работы мы изучили основные принципы противодействия терроризму. Все они сформулированы в международных договорах и конвенциях. Существует двенадцать принципов противодействия терроризму, которые изложены в модельном законе стран-участников СНГ. Опираясь на опыт республики Казахстан, и изучив суть вопроса мы предлагаем дополнить данный перечень следующими принципами:
запрет произвола – этот принцип означает что при осуществлении действий, направленных на борьбу с терроризмом, силовые структуры должны руководствоваться верховенством прав человека и исключать любые проявления произвола;
использование не силовых альтернатив в случае захвата заложников – данный принцип означает что при проведении антитеррористической операции, силовой метод будет использоваться в последнюю очередь, что будет наиболее полно учитывать основополагающее право человека на жизнь;
принцип подрыва террористической морали – он выражается в формировании информационной среды, которая будет разоблачать, выявлять для людей истинные цели террористов, что лишит значительного числа пополнения рядов террористических организаций, в век информационных технологий осуществление данного принципа является одним из наиболее важных из всех перечисленных.
В третьем пункте первой главы мы проанализировали криминологические аспекты терроризма как социального явления в Российской Федерации и государств-членов содружества. Мы пришли к выводу, что формирование радикализма началось еще в советском обществе вместе с началом реформ Горбачева. Во времена перестройки в советском обществе отсутствовала какая-либо позитивная идеология, которая помогала бы объединять большое количество народов, живущих на территории Союза. Более того, развитию радикальных движений способствовала и беспрепятственная их пропаганда, в том числе и в СМИ. Также этому способствовало вмешательство внешних сил, заинтересованных в дальнейшей дестабилизации обстановки в нашей стране. Это факторы глобальные. Теперь остановимся на микросреде и личностных факторах, здесь, как было выяснено в ходе исследования, играют главную роль социальное благополучие, а точнее его низкий уровень, и личностные особенности молодежи, склонной к излишней агрессивности. Однако, проведенные криминологические исследования показали, что влияние в России экстремистских и террористических организаций весьма ограничено в связи с их полным законодательным запретом, закрытом доступе к СМИ и зачатков идеологического воспитания в современной России.
Вторая глава нашего исследования посвящена проблемам правового регулирования противодействия терроризму. В первом пункте мы рассмотрели такое явление современного мира как терроризм «под прикрытием». ислама. Именно так, по нашему мнению, должны звучать подобные формулировки. Это связано с тем, что ислам, как и другие мировые религии, ни в коем случае не призывают к насилию. Дело в том, что, как показывают исследования, большинство стран, где государственной религией является ислам, весьма нестабильны с точки зрения социального благополучия граждан. Вследствие чего, заинтересованные силы способны влиять на формирование радикальных течений в этих странах. В странах центральной и западной Европы, на сегодняшний день, сложилась не менее сложная ситуация в связи с миграционной политикой стран-участников Европейского Союза. Здесь главное понимать, что эти процессы не возникли сами по себе, а четко контролируются годами силами, заинтересованными в сталкивании Востока и Запада. Борьба с такими проявлениями может заключаться лишь в проведении странами Европы самостоятельной национальной политики, без влияния из вне, на основе соблюдения международного законодательства.
Во втором параграфе второй главы мы проанализировали терроризм на Северном Кавказе, в регионе, наиболее подверженному риску возникновения террористических движений. Изучив факты, представленные в настоящем параграфе, позволяют утверждать, что не только в рамках идеологических доктрин радикальных исламистов и в их организационной деятельности, но и в области использования форм и методов проведения террористической деятельности северокавказские сепаратисты так же, как и на других направлениях своей разрушительной активности, не изобрели ничего нового, оригинального, собственно своего по сравнению с практикой их «коллег» в государствах арабского, а шире — мусульманского Востока.
Рассмотрение форм и методов осуществления террористами специфической политической практики позволяет утверждать о весомости воздействия внешнего фактора на процесс функционирования джихадистского движения в северокавказском регионе России. Прежде всего, это связано с идеологической, финансовой и иной подпиткой из-за рубежа и присутствием в рядах северокавказских боевиков в разные периоды времени значительной группы зарубежных «моджахедов» из многих стран Ближнего и Среднего Востока, других уголков «исламского мира». Разноплановая и массированная внешняя помощь выступает весомым фактором радикализации здесь «ваххабитского» движения.
Третий пункт второй главы заключается в анализе законодательных новшеств 2013-2014 года в сфере борьбы с терроризмом. Проведя данный анализ можно прийти к выводу, что большинство изменений коснулись общего квалификации того или иного преступления, порой необоснованного повышения санкций и дополнение новыми составами преступлений. Считаем целесообразным внести следующие формулировки в уголовное законодательство Российской Федерации. Понятие «террористическая деятельность» должно получить однозначное определение в самом уголовном законе (возможно, в примечании к данной статье) путем указания на конкретные преступления, в которых выражается такая деятельность. За основу допустимо взять перечисленные в действующей редакции ч. 1 ст. 205.4 УК РФ преступления (ст. 205.1, 205.2, 206, 208, 211, 220, 221, 277, 278, 279 и 360 УК РФ). Учитывая легальную трактовку терроризма как идеологии и практики политического насилия, данный перечень необходимо расширить за счет деяний, предусмотренных ст. 212, 281, 294, 295, 296, 317, 318 УК РФ. Введение в УК РФ самостоятельного основания уголовной ответственности за организованный терроризм — дополнительный аргумент и в пользу преобразования нормы Общей части УК о преступном сообществе (преступной организации). Из ч. 4 ст. 35 УК РФ следует исключить указание на корыстную цель («получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды»), а также отказаться от ограничения цели деятельности преступного сообщества (преступной организации) только тяжкими и особо тяжкими преступлениями.
Список использованной литературы
Нормативные правовые акты
Конвенция о защите прав человека и основных свобод (заключена в Риме 04.11.2004) // (с имз. от 13.05.2004) // Собрание законодательства РФ, 08.01.2001, N 2, ст. 163
Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12.12.1993 г. // (с учетом поправок к Конституции РФ от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ, от 21.07.2014 № 11-ФКЗ) // Российская газета. — 2009. — 21 января.
Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 31.12.2014) (с изм. и доп., вступ. в силу с 23.01.2015) // Российская газета. – 1996. – 18 июня.
Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 № 195-ФЗ (ред. от 31.12.2014) (с изм. и доп., вступ. в силу с 23.01.2015) // Российская газета. – 2001. – 31 декабря.
О противодействии терроризму: Федеральный закон от 06.03.2006 № 35-ФЗ (ред. от 31.12.2014) // Российская газета. – 2006. – 10 марта.
О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма: Федеральный закон от 07.08.2001 № 115-ФЗ (ред. от 31.12.2014) // Российская газета. – 2001. – 9 августа.
О Федеральной Службе Безопасности: Федеральный закон от 03.04.1995 № 40-ФЗ (ред. от 22.12.2014) // Собрание законодательства РФ. – 1995. – 10 апреля.
Учебная литература
Алиев, А.К. Религиозно-политический экстремизм и этноконфессиональная толерантность на Северном Кавказе / А.К. Алиев, З.С. Арухов, К.М. Ханбабаев. – М. : Наука, 2012. – 582 с.
Анатомия террора : сб. историко-лит. произведений. – М. : Дрофа, 2013. – 734 с.
Белоножкин, В.И. Информационные аспекты противодействия терроризму / В.И. Белоножкин, Г.А. Остапенко. – М. : Горячая линия – Телеком, 2009. – 112 с.
Военная контрразведка: от «Смерша» до контртеррористических. операций / Союз ветеранов Госбезопасности ; авт.-сост.: А.Ю. Бондаренко, Н.Н. Ефимов. – М. : Кучково поле, 2010. – 399 с.
Глобализация и терроризм: противоречия и угрозы XXI века : ст. и докл. междунар. конф., Москва, 13–15 мая 2008 г. / В.В. Минаев [и др.] ; под ред. В.В. Минаева. – М. : Издат. центр Рос. гос. гуманитар. ун-та, 2008. – 467 с.
Журавель, В.П. О терроризме, террорологии и антитеррористической деятельности : энцикл. слов. / В.П. Журавель, В.Г. Шевченко ; Акад. проблем безопасности, обороны и правопорядка. – М. : Том, 2013. – 487 с.
Загладин, Н.В. Международный терроризм: истоки, проблемы, противодействия : в помощь преподавателю / Н.В. Загладин, Б.Г. Путилин. – 2-е изд. – М. : Русское слово, 2008. – 150 с.
Знаковые моменты: до них мир был … совсем другим : сб. ст. / сост. А. Соловьев. – М. : Комерсантъ ; СПб. : Питер : Питер Пресс, 2011. – 303 с.
Интерпол против терроризма : сб. междунар. док. / М-во внутр. дел Рос. Федерации, Нац. центр. бюро Интерпола в Рос. Федерации ; сост. В.С. Овчинский. – М. : Инфра-М, 2010. – XVIII, 809 с.
Котлярова, Э.В. Психология массовых явлений и терроризма : метод. материалы к курсу лекций / Э.В. Котлярова, О.Н. Тугай ; М-во образования Респ. Беларусь, Могилев. гос. ун-т. – Могилев : МГУ, 2008. – 29 с.
Научная литература
Демчук С.Д. Экстремизм и терроризм: отдельные криминологические аспекты // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД. – 2012. — № 4. – С. 83-88
Добаев И.П. Каналы финансирования терроризма на Северном Кавказе // Южно-Российский форум. – 2013. — № 1. – С. 40-52
Егорова Н.А. Противодействие терроризму: новеллы уголовного законодательства // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. – 2014. — № 3. – С. 127-134
Колобов А.О. Фактор ислама в мировой политике и его влияние на современную дипломатию РФ // Вестник Башкирского университета. – 2012. — № 1. – С. 385-387
Кочои С.М. Борьба с терроризмом и международное право // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. – 2014. — № 2. – С. 186-192
Лебедева И.Н. Терроризм и экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2013. — № 4. – С. 228-233
Лощаков Д.Г. Исторические разновидности террора и терроризма и их особенности // Вестник Московского университета МВД России. – 2014. — № 9. – С. 21-25
Сердеров Р.М. Роль политического ислама на Северном Кавказе // Власть. – 2014. — № 3. – С. 165-169
Станкевич Г.В. Терроризм под «исламским прикрытием» // Теория и история права и государства. – 2014. — № 10. – С. 53-57
Утельбаев К.Т. Глобализация, терроризм и религиозный экстремизм // Вестник АГТУ. – 2012. — № 1. – С. 160-165
1 Анатомия террора : сб. историко-лит. произведений. – М. : Дрофа, 2013. – 734 с.
2 Знаковые моменты: до них мир был … совсем другим : сб. ст. / сост. А. Соловьев. – М. : Комерсантъ ; СПб. : Питер : Питер Пресс, 2011. – 303 с.
3 Журавель, В.П. О терроризме, террорологии и антитеррористической деятельности : энцикл. слов. / В.П. Журавель, В.Г. Шевченко ; Акад. проблем безопасности, обороны и правопорядка. – М. : Том, 2013. – 487 с.
4 Анатомия террора : сб. историко-лит. произведений. – М. : Дрофа, 2013. – 734 с.
5 Утельбаев К.Т. Глобализация, терроризм и религиозный экстремизм // Вестник АГТУ. – 2012. — № 1. – С. 160-165
6 Демчук С.Д. Экстремизм и терроризм: отдельные криминологические аспекты // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД. – 2012. — № 4. – С. 83-88
7 Лебедева И.Н. Терроризм и экстремизм: уголовно-правовые и криминологические аспекты // Историческая и социально-образовательная мысль. – 2013. — № 4. – С. 228-233
8 Станкевич Г.В. Терроризм под «исламским прикрытием» // Теория и история права и государства. – 2014. — № 10. – С. 53-57
9 Лощаков Д.Г. Исторические разновидности террора и терроризма и их особенности // Вестник Московского университета МВД России. – 2014. — № 9. – С. 21-25
10 Сердеров Р.М. Роль политического ислама на Северном Кавказе // Власть. – 2014. — № 3. – С. 165-169
11 Колобов А.О. Фактор ислама в мировой политике и его влияние на современную дипломатию РФ // Вестник Башкирского университета. – 2012. — № 1. – С. 385-387
12 Добаев И.П. Каналы финансирования терроризма на Северном Кавказе // Южно-Российский форум. – 2013. — № 1. – С. 40-52
13 Егорова Н.А. Противодействие терроризму: новеллы уголовного законодательства // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. – 2014. — № 3. – С. 127-134
